– Ну, на сегодняшний день вам можно предъявить обвинение по семи статьям УК…
Вот и предъявляйте. В соответствующем учреждении столицы вашей родины. Благо я иностранный подданный, а вы и своим-то обязаны предоставлять адвоката с момента задержания… Извольте поставить в известность посольство Республики Украины, дайте мне возможность встретиться с консулом… Я же не шпион какой-то, которому вменено в обязанность отрекаться от родины. Согласен, я – иностранный подданный, оказавшийся на территории вашей страны не вполне легальным образом… Вот от этого и будем танцевать. Вам мно-огое мне нужно доказать…
– Примерно такого я и ждал, – ничуть не удивившись, усмехнулся Токарев. – Другими словами, приглашаете на долгую канитель?
– Помилуйте, а что же делать? – Скляр чуть было не развел руками, но наручники, конечно, не дали. – Все должно проходить в рамках цивилизованной законности. Права человека, Совет Европы и тому подобное… Фактически у вас есть одно – нелегальное нахождение на территории России с поддельными документами. Отрицать глупо. Ну и что? У меня в этом городишке проживает одна… старая любовь. Еще с советских времен. Приехал ее навестить, старею, становлюсь сентиментальным, чувства взыграли…
– А паспорт поддельный зачем? – благодушно поинтересовался Токарев, показывая тоном, что принимает пока правила игры.
– А свой я потерял. Дома, в Украине. Некогда было возиться, получать новый, вот и решил рвануть через границу по картону, одолженному одним собутыльником… Полагаете, неправда? Что ж, докажите.
– Пистолетик, который у вас при задержании отобрали?
– Нашел в кустах, собирался сдать органам, но не успел.
– Документы, полученные от Крупинина?
– Вот эти самые, что у вас на столе?
– Они.
– Помилуйте, а что там такого секретного? Обычная штабная канцелярщина, пусть и помеченная грифом «секретно». Нет? Вы ведь их уже успели перелопатить… Согласны, что это – обычная канцелярская туфта?
– Допустим… Ну, а все же зачем они вам?
– А сам не знаю. Бзик подступил… Ностальгия по имперскому прошлому, когда сам был офицером непобедимой и легендарной. Ну, попросил по пьянке Крупинина, чтобы принес посмотреть нынешнюю канцелярскую бодягу… У него, надеюсь, не найдется наглости врать, что он мне передавал чертежи новейшего истребителя? Да откуда они у него, хомяка штабного?
– Так. Так… А ваши сообщники?
– Это которые?
– Бодигард Остап…
– Эт-то еще кто на мою голову? Какой Остап? Что, он говорит, будто меня знает?
– Хозяин явки.
– Какой, простите, явки? Вы эту вот квартиру имеете в виду?
– Да. Вы же не станете говорить, будто вообще тут не бывали? Ваших пальчиков наверняка повсюду полно, вещички лежат…
Квартиру снимал, каюсь. Что само по себе уголовному кодексу не противоречит. Вы говорите, это явка? Кто бы мог подумать… Хозяин как хозяин… Надо же… На вид – совершенно мирный человек. Я и подумать не мог, что здесь, о ужасы, явка какая-то помещается…
– Понятно, – кивнул Токарев, ничуть не выглядевший сердитым или раздосадованным. – Значит, такова и будет линия защиты?
– Чем богаты… Вы в этой линии усматриваете что-то неестественное? Серьезно?
– Да нет, все естественно, – признался Токарев. – Но мы-то с вами знаем, что все это – чепуха на постном масле, а?
– Ну и что? Пытать ведь не будете.
Не будем, – согласился Токарев. – Давно уже не пытаем. Не из гуманизма, конечно… Просто пытки в данном случае, как и в большинстве ситуаций, подобных нашей с вами, – вещь неэффективная. Вырвешь у вас пыткой код компьютера, а он окажется вовсе не кодом, а приказом немедленно стереть всю память… И автоматически дать сигнал тревоги вашему интернетовскому партнеру… Нет, пытки здесь не годятся, потому их серьезные разведки и не применяют черт те сколько времени… Скляр, вы в армии срочную рядовым не служили, конечно. Но все равно не можете не знать, какое самое страшное наказание для «молодого». Не кулаки дедов и не битье табуреткой… Вспомнили? Самое страшное наказание для строптивца – заставить его жить строжайше по уставу. А сущность устава такова, что жить по нему строжайше, от сих и до сих, двадцать четыре часа в сутки, – не в человеческих силах. Согласны, а?
– Согласен-то согласен, вот только намека не улавливаю…
– Помилуйте, это же совсем просто, – расплылся в простецкой улыбке Токарев. – Мы с вами будем жить строжайше по уставу… – и, ухмыляясь, откровенно затянул паузу.
Напряженная тишина затянулась – и Скляр в конце концов не выдержал. Не мог не понимать, что проиграл, пусть в какой-то мелочи, – но и молчать не мог. Деланно безразличным тоном осведомился:
– Что вы все-таки имеете в виду?
Как гласит пошлый анекдот, что имею, то и введу, – сказал Токарев дружелюбно. – Строжайшее соблюдение устава в данном случае означает, что вас, милейший, прямо-таки незамедлительно передадут соответствующим органам независимой Грузии. Вы ведь, должно быть, слышали краем уха, что Грузия вас давным-давно объявила в розыск за ваши шалости в Абхазии. Вы-то считали, будто весело развлекались, а вот у них совершенно другое мнение. Они, чудаки, отчего-то твердо убеждены, что убийство вашими подчиненными, например, офицера госбезопасности Грузии Паата Цинтарадзе должно караться по законам вышеупомянутой Грузии – статья, между прочим, расстрельная… Особенно если учесть все, что ваши орлы при вашем благосклонном лицезрении с ним проделали. Помните? Кожу сдирали и вообще…
– Это не я, – хмуро сказал Скляр. – Это чечены.