Подполковник успел отойти самую чуточку подальше – потому что припустил рысцой. Что ему нисколечко не помогло: каким-то чудом вмиг протрезвевший пассажир такси, сказавшийся у щекастого на дороге, крутанул обычную «метелицу» – и подполковник, еще не успев осознать, что с ним происходит, влетел в распахнувшиеся задние дверцы «Газели»-фургона, тут же сорвавшейся с места.
У тех, что ждали в фургоне, было секунд пять на выражение эмоций, не более, о чем они прекрасно знали. И постарались использовать этот невеликий отрезок времени с максимальной пользой. Поскольку из физики известно, что всякое движение, собственно говоря, относительно, можно с чистой совестью сказать, что это именно подполковник в быстром темпе ударялся различными участками организма о костяшки пальцев и ребра ладоней следаков с вымпеловцами. Все, в конце концов, относительно. Главное, внешних следов не осталось никаких. Подполковник оказался настолько глуп, что, болезненно охая и подвывая, заорал:
– Товарищи, это ошибка, я хотел помочь органам!..
За что ему, распластанному, несильно наступили на рожу подошвой кроссовки и грозно посоветовали:
– Заткнись, тварь продажная…
…Остап не мог не видеть магическое исчезновение и своего «пана сотника», и пришедшего на встречу штабного. Увы, он стоял так, что подступиться к нему даже рывком не было никакой возможности. И потому действие застопорилось – мотоциклист, все еще высвистывавший свою девчонку, лихорадочно прикидывал, успеет ли, запустив мотор, рвануть к забору, те двое, что выдавали себя за мирных покупателей у киоска, думали о том же примерно самом, «таксист» запустил двигатель – ему было проще всех, он-то мог непринужденно развернуться так, что пришлось бы проехать аккурат мимо Остапа, а это давало возможности и варианты…
Стоп! Не сводя с «Волги» застывшего взгляда, Остап медленно вынул из-за пазухи левую руку – правую прижимая к груди так, словно удерживал во внутреннем кармане что-то небольшое – и поднял ее явно демонстративным жестом.
На указательном пальце поблескивало железное колечко, в котором понимающий человек моментально мог опознать чеку от гранаты.
Понимающие люди мгновенно и опознали. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы продолжить нехитрые логические умозаключения: если в левой руке чека, то правой, соответственно, прижата к телу граната. А гранаты бывают разные. Разлет осколков у иных такой, что из конца в конец прошьет этот дворик, полный гомонящей детворы. Последствия предсказуемы и страшны.
На чердаке одной из пятиэтажек, у слухового окна, человек в штатском положил руку на плечо снайперу и звенящим шепотом приказал:
– Отставить…
Снайпер, не оборачиваясь к нему, кивнул – и снял палец со спускового крючка, по-прежнему прильнув к прицелу.
С другой стороны садика, невидимой с улицы, другой человек, опять-таки в штатском, кивком указал напарнику на двор:
– Перекрой ему…
Тот понял мгновенно – и рванул через двор, лавируя меж ребятишек.
Остап, бросив быстрый взгляд через плечо во двор, положил руку на верхнюю планку забора, хотел перемахнуть туда рывком – и замер. Метрах в десяти от него стоял молодой человек – он просто-напросто стоял, сунув руку за борт куртки, сверля Остапа нехорошим взглядом. Чуть заметно покачал головой, сжал губы с видом упрямым и непреклонным.
Незаметный для посторонних обмен взглядами мгновенно внес ясность – Остап прекрасно понял, что получит пулю при первой же попытке перепрыгнуть во дворик, суливший массу выгод с точки зрения захвата заложников. Он, однако, сдался не сразу, чуть шевеля губами, пообещал:
– Уйди, взорву…
– А успеешь? – таким же злым и быстрым шепотом ответил его противник. – Назад, сука, наз-зад…
И сделал плавный шажок вперед, все так же нехорошо, напряженно усмехаясь, держа руку под курткой.
– Взорву…
– Пузом накрыть успею, если бросишь… Никто в садике, так уж обернулось, не обращал на них внимания – ни детишки, ни воспитательницы, поскольку ничего необычного и не происходило. Друг против друга стояли два тихих, трезвых мужика, и только…
Тихонечко, держась так, чтобы никто не зашел ему за спину, Остап стал отступать вправо по улице. Судя по быстрым взглядам, которые он бросал по сторонам, боґ льшая часть противников была им уже расшифрована. Беда в том, что он, пребывая в крайнем напряжении нервов, мог принять за оперов совершенно случайных прохожих, которые на улице тоже имелись, и тогда…
Старенькая «Газель» с открытым кузовом появилась откуда-то слева. Водитель смотрел себе вперед, не обращая никакого внимания на странного, шагавшего бочком-бочком прохожего, зачем-то прижимавшего правую руку к груди, словно там у него болело.
Это и называется – время принятия решения…
Остап кинулся к машине – должно быть, его успокоило то, что водитель имелся в кабине в единственном числе, а в кузове с низкими бортами никого вроде бы не наблюдалось…
В последний момент, когда Остап был уже в полуметре от дверцы, в кузове во весь рост распрямился человек и, коротко размахнувшись, надел ему на голову картонную коробку, в днище коей имелся крестообразный надрез, а внутри была насыпана добрая пригоршня скверного табаку.
Благодаря надрезу коробка наделась на голову надежно и прочно, словно винт вошел в гайку. Задохнувшись табаком и ослепнув, Остап мгновенно выбыл из строя, а человек из кузова и его напарник, моментально спрыгнув на асфальт, повалили его навзничь, занявшись гранатой, которой за пазухой и не оказалось вовсе – чистый блеф, ребята, примитивный блеф, наш герой, судя по всему, очень хотел жить и вовсе не собирался играть в камикадзе… Пистолет, правда, за пазухой отыскался, но это уже даже и неинтересно…