– У меня квартиру заливает!
– А она где?
– Внизу! – энергично ткнул пальцем Павлычко. – Под тобой прямо! Ну, доходит?
– Чего-т такое помаленьку доходит… – Вояка, качнувшись, протянул широкую ладонь. – Будем знакомы, сержант Карасев… Слышь, выпить хочешь? Там осталось до фига…
– Да какое выпить?! Квартиру топит!
– Не, мужик, я решительно не врубаюсь, – сообщил сержант. – Пить ты не хочешь, как импотент какой, прости господи… Чего ж тебе надобно, старче?
– Да ты… – рявкнул изобиженный сосед снизу и тут же осекся, пытаясь быть дипломатом. Произнес раздельно и елико возможно убедительно: – Слушай, парень, ну сообрази ты, наконец, похмельною башкою: у тебя то ли трубу прорвало, то ли кран не закрыли. У меня с потолка так и хлещет, там, внизу, под твоей квартирой, врубаешься?
– Да вроде, – помотав головой, сказал сержант. – Пошли глянем.
И энергично ринулся на площадку – как был, босиком. Павлычко обрадованно топал впереди.
Нижняя квартира, в самом деле, являла собою печальное зрелище – на потолке темнело огромное влажное пятно, а на полу, соответственно, можно было при желании пускать кораблики. За то время, что они стояли и смотрели, с потолка толстым ручьем пролилось еще не менее полведра.
– Шумят ручьи, журчат ручьи… – легкомысленно пропел сержант, покачиваясь. – Ну, что я тебе скажу? Репетиция всемирного потопа, прямо прикинем…
– Ну что ты стоишь? – прямо-таки взвизгнул Павлычко. – Сходи к себе, воду перекрой!
– Так она не у меня перекрывается, стояк в подвале где-то…
– Может, у тебя кран не закрыт?
– Дался тебе этот кран, дядя, – произнес сержант совсем даже трезво. – Кран, кран…
В следующий миг г-н Павлычко успел сообразить, что глаза сержанта сверкнули совершенно трезво, холодно, а вот больше ничего не успел – «сержант» отточенным приемом сбил его на пол, физиономией в холодную воду, завернул руку, навалился.
Еще трое ворвались даже раньше, чем хозяин явки успел взвыть от нешуточной боли. Звонко журчала водичка, аш-два-о.
Особо суетиться ворвавшиеся не стали – и без того было известно, что данный субъект пребывал в квартире в гордом одиночестве (что установили с помощью не самого сложного прибора, использовавшего не столь уж головоломные законы физики). Никакого сопротивления г-н Павлычко уже не оказывал, тем более любимого авторами детективов вооруженного – по той простой причине, что любой, попавший в теплые дружеские объятия прапорщика Булгака, о сопротивлении как-то незаметно забывал.
В общем, все обстояло чинно и благолепно, но так уж заведено – врываться в молниеносном темпе. На всякий случай… Потом можно было и расслабиться. Благо от них вовсе не требовалось уподобляться американским копам и долго талдычить задержанному, на что он имеет право, а что непременно будет использовано против него.
У лежащего всего-навсего вежливо спросили:
– Представляться надо?
Судя по тому, как он, лежа щекой в прохладной водичке, зло фыркал и добросовестно пытался испепелить взглядом, в подобных церемониях заведомо не было нужды. Но все же ему культурно сообщил старший группы:
– Федеральная служба безопасности. Такие дела. – И, присев на корточки, рявкнул: – Где встреча? Где у Скляра встреча, спрашиваю?
– А я знаю? – огрызнулся пленник.
И так ясно было, что промолчит – то ли из вредности, то ли в самом деле не знает. Но всегда лучше спросить, мало ли какие чудеса случаются, вдруг да ляпнет: «На углу у булочной». Нельзя жить, совершенно в чудеса не веря.
Увы, не получилось чуда. Старший выпрямился и, перейдя на местечко посуше, скучным голосом заключил:
– Ну, давайте работать, по порядочку…
…Довольно быстро шагавшие за Скляром и его неизменным Остапом опера пришли к выводу, что клиент их не засек, или, говоря сухим казенным языком, «объект наружного наблюдения за собой не выявил». Ничего удивительного, в общем: Скляр был битым волчарой, но главным образом в том, что касалось войны и «партизанки», а здесь требовались иные, специфические навыки, коими бывший десантник обладать не мог, а времени научиться не особенно и хватало…
Зато опера в полной мере оценили продуманность, с каковою Скляр слепил свой сегодняшний образ. Отглаженные темные брюки, явственно консервативные, куртка защитного цвета – никоим образом не форменная, но недвусмысленно вызывавшая ассоциации с армией. Планка из трех ленточек – Красная Звезда, «Отвага», «Василич». Очки в строгой оправе, черный портфель, стрижка-полубокс, степенная походка – этакий заслуженный отставник, нашедший себя на гражданке не в мелкой коммерции или, упаси боже, рэкете, а где-нибудь в патриотическом воспитании молодежи… Верный телохранитель, безусловно, не достиг такой отточенности облика, но и он выглядел солидным, степенным, располагающим.
Нервы у всех охотников чуточку позванивали, как натянутые струны. «Карусель» раскрутилась по полной программе, если учесть, сколько было задействовано машин и пеших, но все равно такие вот ситуации, когда место встречи неизвестно до последнего и захват придется выстраивать чуть ли не в секунды, на полнейшей импровизации, с ходу и с колес, отнюдь не способствуют сохранению нервных клеток – в особенности если предписана тишина в эфире… Ну, не могильная тишина, не полная, однако разговоры по рации строго-настрого приказано свести к жизненно необходимому минимуму…
Очередной хвост, перенявший Скляра у коллег менее минуты назад, отчетливо слышал, как в кармане у ведомого затрезвонил мобильник. Скляр без лишней поспешности, без свойственного юным обладателям «мобил» выпендрежа приложил агрегат к уху, преспокойно промолвил: