Четвертый тост - Страница 19

Поневоле всплывала в памяти фразочка из какого-то старого детектива: «Нет ничего проще, чем проводить шпионские операции под личиной врага в родной стране, при условии, что соответствующие органы заранее обо всем знают…» Заурбек мог и не нервничать так – он, бедолага, и понятия не имел, что точный план рынка и прилегающих окрестностей был заложен в компьютер, на котором заранее просчитывали самые разные варианты событий и перемещений. Что десятки людей (большинство из которых в главное не посвящены) обеспечивают безопасность троицы от множества случайностей, способных помешать. Что вокруг хватает своих под самыми разными личинами. Что в декоративной башенке на крыше новехонького, помпезного здания дирекции рынка сидит снайпер – на всякий пожарный. Ну и прочее – от маневренных групп на неприметных машинах до запущенной в местное УВД дезы, будто особая группа МУРа будет сегодня на рынке брать заезжего наркокурьера (что должно было заставить прикормленных рыночных ментов забыть на сегодня и о дани, и о беспределе и являть собою образец исполнения уставов и инструкций).

Впрочем, если бы Заурбек обо всем этом знал, он, конечно, давно бы уже улепетывал во все лопатки, размахивая пушкой…

– Вон, гляди, – сказал Сергей. – Видал орлов? Эскадрилья конных водолазов, понимаете ли…

Костя посмотрел в ту сторону. Отплюнулся:

– Ага. Эскадрон гусар спиртючих…

Поодаль, меж прилавками, шествовали три ярких образчика местного ряженого казачества – низенький бородач в центре и двое рослых сопляков по бокам. Плетюганы заткнуты за голенища, шашки болтаются, папахи заломлены, на груди целая россыпь крестюшек и медалюшек неведомого происхождения, типа «За возрождение снохачества». Вопреки строгим правилам императорских казачьих войск, цвета лампасов нимало не соответствовали окантовке погон, а те, в свою очередь, донцам папах нисколько не подходили… Вообще о местных казачках само же русское население отзывалось, насколько они знали, насквозь матерно, ибо никаких подвигов за здешними «станичниками» не числилось, если не считать гордого шлянья с нагайками и бессмысленных пьяных драк со всеми, кто не нравился.

– Вы, русские, большие мастера на всякие фокусы, – повторил Заурбек без всякой задиристости.

– Говорю тебе, все получится.

А кто сомневается? Получится. У вас в свое время и Чечня получилась. – Телохранитель Джинна не нарывался, он говорил устало и чуть ли не безразлично. – Без вас ничего бы и не вышло. Нет, влезли со своей перестройкой, привезли Дудаева, которого у нас и знать-то забыли… И понеслось… Это не нам нужно, Толя, это вам нужно. Если бы ваша Москва на Чечне не делала большие деньги, вы бы нас раздавили в двое суток. Тогда еще. А так – вы на нас капиталы делаете, и на бомбежке, и на восстановлении, и на чем-то там еще…

– Ох ты! – сказал Сергей неприязненно. – Философ ты у нас, оказывается?

– Зачем философ? Я раньше пастухом был. Много думал. Пастухи много думают, у них времени хватает… Мы ж не слепые.

– Так ведь воюешь, философ? – спросил Костя.

– Воюю, – пожал плечами Заурбек.

– И дальше будешь?

– А что делать? Такой расклад судьбы. Все от Аллаха. Если начал, уже не остановишься.

– Ага, – сказал Костя. – Сейчас, как водится, вспомнишь своего мудрого дедушку, который говорит, что нельзя дважды снять урожай с одной чинары, а в одну и ту же воду дважды не войдешь…

– Не бывает никакого урожая с чинары, – сказал Заурбек. – И чинары у нас не растут. А дедушка уже ничего не говорит, его дудаевцы зарезали, когда он застрелил ихнего Гойбетирова.

– Вот это номер! – искренне удивился Сергей. – Что же ты и дальше воюешь, философ?

Я же не у дудаевцев воюю, – сказал Заурбек досадливо. – Ты не поймешь, где тебе понять. Я у Джинна воюю. А дудаевцев я сам, случалось, резал. И за дедушку, и вообще.

«Действительно, хрен вас поймет, – подумал Костя. – Слава богу, что нам и нет нужды вас понимать, мы не для этого существуем, совсем не для этого…»

На душе было пакостно: все, о чем говорил этот долбаный ваххабит, они не раз обсуждали между собой, но вот Заурбек не должен был при них упоминать такого, потому что это неправильно. В чем неправильность, он не мог бы определить точно, злился еще и из-за этого. Стыдно перед Заурбеком, вот что, – за то, что насчет Москвы и тамошних жирных котов чечен тысячу раз прав, а он не может быть прав, поскольку – злой чечен…

Чтобы прогнать эти стыд и неловкость, он вспомнил, что этот чертов философ, внук зарезанного дедушки, вчера выдал им аванс за оружие фальшивыми долларами. Все полсотни купюр, как в темпе установили здешние специалисты, оказались фальшаками, правда, мастерски исполненными, вероятнее всего, даже не в Иране, а в Западной Европе – или, учитывая происхождение Джинна, где-нибудь под Карачи…

– Мы сразу уедем, как только погрузимся? – поинтересовался Заурбек, на сей раз гораздо эмоциональнее.

– А что? – покосился на него Сергей, перехватил взгляд. – А-а, на лирику тянет?

Ну и тянет, – согласился Заурбек, поглядывая на девиц в коротком, открытом и облегающем, шлявшихся там и сям четко рассчитанными маршрутами. – В горах этого нету.

– Увы, – злорадно сказал Сергей. – Уезжаем сразу, как только погрузимся.

– Ага, – кивнул Костя. – И никакой тебе лирики. Белла, чао, Белла, чао, Белла, чао, чао, чао… – Он насвистел мотив и даже припомнил обрывки куплета: – Я проснулся сегодня рано в нашем лагере в лесу…

К его удивлению, Заурбек грустно подхватил:

– Прощай, родная, вернусь не скоро, Белла, чао, Белла, чао, Белла, чао, чао, чао, я на рассвете уйду с отрядом горебалдейских партизан…